Война упрощает мир. Друг есть друг, а враг есть враг, "и с места они не сойдут". Как-то различать вражеские морды нет никакого желания. Обычно нет и смысла — в прорези прицела они одинаковы. Случайные исключения могут возникнуть везде, и судить по ним нельзя. Однако знать бывает полезно. Лихость всегда поучительна. К тому же лихость польская. Жуткая палаческая система госбезопасности ПНР допустила в своей истории немало проколов. Даже они не были всемогущи. Что уж говорить… понятно о ком.
Эдвин Мышк был обыкновенным стукачом. Но завербованный Службой безопасности (СБ) коммунистической Польши еще в 1970-м, он почти десятилетие не вызывал подозрений у товарищей по оппозиции. Во-первых, маляр на судоверфи — "обездоленный рабочий". Во-вторых, бывший семинарист — "верующий католик". Вдобавок язык у сексота был подвешен что надо, да и в обаянии природа не отказала. Услужливая "доброжелательность" подкупала многих. Да и смелый был! Даже с ментами дрался.
Увольнение Мышка с Гданьской судоверфи имени Ленина воспринималось как очередной произвол "панов Шматяков". Так окрестил польский народ коммунистических сановников.
Легендарный диссидент Яцек Куронь называл Мышка "реализованной надеждой на новое поколение". Он вообще любил людей и беззаветно в них верил. Откуда было знать, что Эдвин — это "Анджей", "Антек", "Лешек", "Петр" и даже "Гражина" (последнее имя — так звали жену Куроня)?! Под этими кликухами проходил Мышк в картотеках СБ. По его наводке "неизвестные" эстебаки избивали диссидентов, случались и аресты.
В декабре 1978-го эстебаки задержали оппозиционера Александра Халля. Он ждал худшего. Гданьская комендатура полковника Анджеевского была жёстким местом. Но случилось поразительное: дежурный капитан СБ Адам Ходыш сказал: "Вы свободны". Сам проводил до дверей.
На выходе капитан добавил, что хотел бы присоединиться к борьбе против режима. Вот так, ни больше ни меньше. И Халль — поверил Ходышу. Естественная реакция современного россиянина: безумие. Однако Халль оказался прав: чекист не обманул диссидента. Почему? "Я бы хотел прямо смотреть в глаза своей дочери. Для этого буду стараться помогать вам. Как могу". Случайный кадровый сбой. Но он дорого обошёлся системе.
Именно Ходыш раскрыл подпольщикам Мышка. Стукачу предложили погулять по лесу с товарищами. Мышк пал ниц перед Богданом Борусевичем: только не убивайте!! Польская гуманность безгранична. Мышка даже бить не стали. Пошёл вон.
Это было только началом. Ходыш помог подполью ещё не раз, не два и не десять. В 1980 году, когда поднялась могучая "Солидарность", хотел уйти из органов и открыто вступить в свободный профсоюз. Но Борусевич убедил: не надо, оставайся в СБ, будет больше пользы. В декабре 1981 года, накануне военного положения, Адам предупредил друзей: сейчас начнется... Информацию передали самому Леху Валенсе. Но председатель "Солидарности" не поверил. (Видимо, кураторы "пана Болека" не считали нужным его извещать.)
Даже при военном режиме капитана Ходыша называли "ангелом-хранителем оппозиции". Постепенно и осторожно собирал он единомышленников: референта Петра Седлиньского, майора Винценты Дембицкого, поручика Рышарда Ольшевского. Информация для подполья поступала регулярно и выручала часто. Весьма ценным оказался переданный в подполье список сексотов Труймясто. Однако летом 1984-го случилась неминуемая осечка.
Седлиньский попытался включить в группу поручика Мацея Роплевского. Видать, Петр хуже Адама разбирался в людях. Роплевский бросился к начальству. Рано или поздно система одолевает одиночек. Хорошо, когда одиночки успевают столько сделать.
Ходыш был арестован. Его поместили в одну камеру с другим капитаном СБ — Гжегожем Пиотровским, убийцей ксендза Ежи Попелушко, мученика католической церкви. Вероятно, таким соседством коммунисты рассчитывали сломить волю Ходыша. Но получилось наоборот: чудовищный садист Пиотровский сидел в углу тише воды ниже травы. Под холодным взглядом Ходыша.
На примере этого соприкосновения мы видим, что польские наследники Дзержинского встречались разные. Ходыш и Пиотровский — два крайних примера. Но никакие персональные особенности не мешали антинародному единству карательной системы. Таких как Ходыш, откровенно говоря, были в СБ единицы на двадцать четыре тысячи.
Ключевой III департамент специализировался на антигосударственной деятельности.
Начальник департамента полковник Генрик Вальчиньский ночами по пьяни названивал диссидентам: "Вы умрёте, вы умрёте, вы умрёте!" Бухали в департаменте как черти. (Димон Медведев обзавидуется. В принципе, та дичь, которую сейчас несет "Айфончик", мало отличается от публицистики "Патриотического объединения "Грюнвальд", созданного в недрах "Тройки".) В свободной Польше Вальчиньский проклял коммунизм и всю вину за красную чуму возложил на евреев — "например, Берию". Спасибо, не "например, Дзержинского".
Генерал Чеслав Кищак, возглавив МВД, заменил полковника Вальчиньского на другого Генрика — полковника Данковского. Со временем Кищак убрал и мрачного начальника СБ генерала Владислава Цястоня, палача с 1940-х. Новый министр предпочитал кадры посовременнее и покреативнее, вроде Данковского. Заодно Кищак приказал строго наказывать за пьянство и алкоголизм. III департамент в этом плане ставился на особый контроль. Но ничего не изменилось. Шабаш алконавтов продолжался. Кищак махнул рукой.
Собственно, сам он на совещаниях-банкетах с советскими генералами хлестал ничуть не меньше.
Огромное значение имел IV департамент, занимавшийся подавлением церкви. Набирали интеллектуалов, особенно технарей. Максимально упёртых идеологически. Ведь поляки-католики — настоящие христиане, не паства РПЦ. Значит, и противостоящая сила проникалась идейностью. Антирелигиозники из "Четвёрки" выделялись даже на фоне прочих чекистов. Это были реально какие-то исчадия. Целенаправленно формировалось убеждённое человеконенавистничество. Служба начиналась с ритуального выкапывания себе могилы и имитации расстрела. Они считали себя элитой СБ, но прочие эстебаки просто чурались отморозков.
СБ являлась адским эпицентром МВД. Адским эпицентром СБ являлся IV департамент. А в IV департаменте кошмар фокусировался в 6-м отделе, он же "Спецгруппа D" ("Дезинтеграция"). Это был просто эскадрон смерти. Здесь служил Пиотровский и его подельники по убийству отца Ежи. На этом они и пропоролись: "D" закрыли, начальника "Четвёрки" генерала Зенона Платека убрали из Польши, весь департамент задвинули на задний план, а заодно верховный правитель генерал-секретарь Войцех Ярузельский разогнал в верхушке ПОРП конкурентов из "партийного бетона".
V департамент изначально возник как подразделение "Тройки" и назывался III-A. Занимались там "защитой экономики". Типа, "Тройка" занимается диссидентской надстройкой, а "Пятёрка" промышленно-пролетарским базисом. Прежде всего — борьбой с "Солидарностью". С декабря 1981-го "защищали экономику" лагерями интернирования, в строительстве которых поднаторел полковник Юзеф Сасин (креативный тип, круче Данковского). Именно сексот V департамента Элигиуш Нашковский записал на плёнку заседание Всепольской комиссии "Солидарности" в Радоме 8 декабря (получил за это пятьдесят тысяч злотых — семь польских среднемесячных зарплат того времени). С этого шпионства варганились уголовка по экстремизму на лидеров профсоюза. Оно же послужило непосредственным предлогом к военному положению.
Ну и для крестьян коммунисты учредили VI департамент под началом полковника Збигнева Яблоньского. Вообще-то "паны Шматяки" не сильно боялись деревню. После того, как при Гомулке восстановилась частная собственность на землю, хлопы-единоличники не особенно беспокоили партбоссов. В отличие от городского пролетариата. Так уж в Польше сложилось исторически. Тем не менее Кищак счел нужным завести и "Шестёрку". Прочие эстебаки называли этот департамент "свинской контрразведкой". Крупная опергруппа в статусе отдела неустанно боролась с незаконной торговлей сёмками.
Но вернёмся к мрачному IV департаменту. Как ни поразительно, именно там пробилась ещё одна брешь. В 4-м отделе Вроцлавской воеводской комендатуры. Создал и возглавил группу капитан СБ Мариан Харукевич.
Если кто на полном серьезе считает Путина "мастером многоходовочек", смело плюйте ему в физиономию. Потому что настоящим мастером и виртуозом этого дела был Харукевич.
Чекизм — организованная система лжи, направленная вовне. Харукевич стал "чекистом в квадрате" — организовал систему лжи, направленную против чекистов. Разводки, инсинуации, подставы. И нечеловеческая убедительность.
Мариан был рубаха-парень, душа застолья, непревзойдённый тамада. К тому же состоял в жилкомиссии комендатуры, участвовал в распределении квартир. Люди не могли не потянуться к такому человеку. Первым подтянулся капитан Станислав Вечорек из того же 4-го отдела. Дальше — поручик Януш Лозиньский и подпоручик Пётр Павловский из 3-го отдела, поручик Эугениуш Чех, хорунжий Тадеуш Крысмальский и хорунжий Лешек Кудла из технического бюро, сержант Анджей Рак из опергруппы по борьбе с политическим криминалом, сержант Мацей Шиманович из полиграфической службы.
В фанатизме эти ребята не уступали врагам-коллегам. Так воспитывал их команданте Мариан. Сам он — родом из Литвы, сын и брат антикоммунистических повстанцев — с детства ненавидел коммунистический СССР и Российскую империю. Был фанатом маршала Пилсудского. Но умел скрывать чувства (как и биографию) ради успеха в деле. В милицию, а потом и в СБ Харукевич пришел именно затем, чтобы с сильной позиции, изнутри бороться с коммунистическими прислужниками Москвы. "Они у меня попляшут".
Начал капитан Харукевич, как и капитан Ходыш, с тайного информирования священников и диссидентов. Многих удалось вывести из-под удара. Ловко сдал Харукевич целую группу стукачей, внедренных в "Солидарность" под видом "истинных поляков" — шовинистов и антисемитов. Всех их вышибли с позором. Длинная рука капитана дотягивалась до Литовской ССР: приезжая в официальные командировки по согласованию с КГБ (!), он собирал польскоязычную общественность. И учил, как хранить национальную идентичность, что читать и распространять.
Мариан становился всё наглее. Почти открыто агитировал против ПОРП (в которой, разумеется, состоял). Но его не могли раскрыть. Пока в США Карлос Кастанеда разрабатывал теорию сталкинга (искусства контролируемой глупости), по другую сторону океана его идеи успешно претворял в жизнь офицер польской госбезопасности. Вряд ли он знал знаменитого мистика. Скорее просто читал про солдата Швейка. Харукевич в совершенстве владел партийным новоязом и умел пригрузить самого матёрого политрука.
Скрестите всех соловьёв российского ТВ, добавьте "Айфончика" и Маркова, приправьте эту бурду блеском в глазах — получите нашего героя. "Я верю в партию! Я верю в СБ! Я верю в рабочий класс партии СБ!" Лозунговое безумие Мариана делало работу с ним невыносимой для товарищей начальников. Часто ему предлагали выпить, лишь бы отвязался со своими марксистско-ленинскими воплями. Какие уж тут служебные расследования. Дезорганизовывать тоже надо уметь.
Группа Харукевича, как и группа Ходыша, проинформировала "Солидарность" и архиепархию о грядущем военном положении. Во Вроцлаве не поверили так же, как в Гданьске. "Наивные", — вздыхал потом Мариан. Но всё равно сумел помочь. В роковую ночь на 13 декабря 1981-го он выкатил в комендатуру бочку водки и спровоцировал такую военно-милицейско-гэбистскую пьянь, что исполнение приказов из Варшавы началось со значительным опозданием. Что значили эти часы для активистов, можно не объяснять.
Когда же пришлось подниматься и идти на аресты, Харукевич и его тайные пилсудчики ударно "заболели", "перепутали адреса", "не там ждали шифровок", "не у тех получили директивы"… В общем, Швейк бы заценил. Заценили и люди "Солидарности", успевшие уйти в нелегалы.
Тут уж опасность раскрытия встала во весь рост. Тогда Харукевич сделал ход конём — начал открыто поносить Ярузельского. И скандалить в управлении на каждом шагу: ты, мол, дура (служили в СБ и пани…), ты не патриот, а ты вообще враг Польши, русско-немецкий агент, холуй брежневско-хонеккеровский. Посыпались доносы. Но дисциплинарная комиссия не знала, что делать. Перед проверяльщиками предстал фанатичный чекист, свихнувшийся на преданности партии. "В эти трудные дни я психически истощён, но я верю в идеалы коммунизма!.." Харукевича опять поторопились выставить из кабинета. Уволили из СБ, исключили из ПОРП. Но сажать не стали: "Заработался".
Постепенно всё раскрылось. Однако Мариан рассчитал чётко — Кищак запретил давать ход уголовным делам. Уволить, взять под наблюдение, но никого не арестовывать. Иначе выйдет обвальный позор всей гэбне. Ведь сколько лет над ними буквально издевались. ("Я верю! Я верю! Партия! Органы! Коммунизм! — Хорошо! Хорошо! Только, пожалуйста, иди отсюда!!!") Да ещё уволены были несколько преданных ПОРП офицеров, на которых Харукевич виртуозно переводил стрелки. В отместку "неизвестные" избили Петра Павловского. И сами получили от двухметрового подпоручика. На большее никто не решался.
После увольнения Харукевича в управлении остались несколько нерасшифрованных соратников. Списки засланных агентов поступали по-прежнему. В день польских протестов 31 августа 1982-го друзья Харукевича подробно фиксировали поведение ментов и эстебаков. Дабы предъявить после освобождения страны. Это досье действительно пригодилось. В том, что так будет, ребята из "Группы Харукевича" не сомневались никогда.
Харукевич сошёлся с самой радикальной протестной группировкой — "Борющейся Солидарностью" физика Корнеля Моравецкого. В отличие от профсоюзных активистов, "борющиеся" не хотели никакого "конструктивного диалога" с ПОРП, не принимали никаких уступок, были готовы к любой борьбе. В том числе вооружённой, хотя до этого не дошло. Мариан помогал подпольщикам-антикоммунистам и оперативно, и методологически. В борьбе с чекизмом необходимы чекистские методы, учил он, иначе ничего не выйдет. Надо находить болевые точки и в них безжалостно бить. Им должно быть хреново. Нельзя считать их за людей. Ложь и жестокость, шантаж и насилие — против этой нечисти сгодится всё.
Уроки Харукевича пригодились отделу контрразведки, заведённому в "Борющейся Солидарности". Корнель Моравецкий письмом из подполья уведомлял начальника вроцлавской СБ полковника Чеслава Блажеевского: "За безопасность членов семей активистов вы отвечаете лично". Комендатуру неслабо подпалило и бомбануло. Это вам не "мы здесь власть, путен зас@ал". Ни одного оппозиционерского родственника пальцем не тронули после полученного письма.
После освобождения Польши герои нашего рассказа стали известны всей стране. Адам Ходыш возглавлял варшавскую делегатуру новой спецслужбы — Управления охраны государства. Обнародовал данные о сотрудничестве Валенсы с органами. Теперь на почётной пенсии. Разумеется, ни о чем не жалеет. В том числе о разоблачении "пана Болека", не поверившего его информации накануне "польско-ярузельской войны".
Харукевич восстановился на службе в МВД, отпраздновал победу и мгновенно ушёл на пенсию. Отношение к нему не такое однозначно позитивное, как к Ходышу. Очень уж он откровенен в своем античекистском чекизме. Но любую критику в свой адрес этот Швейк наших дней воспринимает с весёлой издёвкой.
Палач Пиотровский тоже, увы, не пропал. Однофамилец эрмитажного "национал-самоутвержденца" отсидел своё. А когда вышел, сделал себе имя в антирелигиозной публицистике. Вот его родственникам приходится прятаться под чужими фамилиями. Сам выкрутился, а их утопил.
Стукач Мышк вписался в ОПГ. Под крылом криминального авторитета Никоса создал несколько издательств, разбогател, обнаглел. Его дочь владеет компанией, торгующей андскими лечебными травами. Сам любит играть в гольф.
В общем, разнесла всех судьба.
Адам Ходыш просто был порядочным человеком. Служить в СБ он пришёл бездумно — по знакомству предложили хорошие деньги и отдельную квартиру. Год за годом наблюдая подлость, он сделал человеческий выбор. Мариан Харукевич — "это другое": изначально шёл в органы, чтобы по заветам Пилсудского бороться за независимость Польши. Человек хитрый и наглый, он безгранично презирал коммунистических нацпредателей и вдоволь на них оттоптался. Сегодня Польша благодарна и открытым борцам "Солидарности", и таким людям, как Ходыш и Харукевич. Но поляки знают: подобные самородки — удачная случайность. Знают это и сами "польские Штирлицы". Тем более знаем мы.
