Подготовленный, но не прочитанный доклад на третьем конгрессе российской интеллигенции
Уважаемые дамы и господа,
я рад, что проводится уже третий Конгресс российской интеллигенции нового этапа (старые забыты). Но хорошо, что на это у организаторов еще хватает настойчивости и прямо скажем — храбрости.
Но меня очень огорчает с моей точки зрения недостаточно подлинно академические доклады (вкратце услышанные в передаче "Эхо Москвы") не только председательствующего г-на Юрия Рыжова (он — академик по другой специальности, да и слишком активно принимал участие в строительстве нынешнего режима в России), но и высоко уважаемого мной храброго Андрея Андреевича Пионтковского — единственного из присутствующих не боявшегося выступать на конференциях "КГБ: вчера, сегодня, завтра".
В их двух докладах мы услышали серьезные по форме, но на мой взгляд недостаточные по сути дела рассказы о том, какой характер могут носить современные гибридные, сетевые войны и о том как совпадают слова и дела Гитлера и Путина. Но в этих докладах не было ответа на три основополагающих, необходимых в академическом анализе вопроса:
– Почему мы встретились с этими гибридными войнами, так откровенно "распыляющимися" с территории России? И почему наша страна стала так похожей на фашистскую Германию?
– Что лежит в основе этих внешних (и неожиданных для докладчиков) проявлений в положении (внутреннем и внешнем) нашей страны?
– Чего можно ждать в будущем и что же еще можно все-таки сделать, чтобы оно не оказалось столь же неожиданным и еще более трагическим?
Сегодняшние доклады мне напомнили искренние удивление присутствующих в этом зале, когда в конце 1994 года вдруг выяснилось, что начатая чудовищная война в Чечне, с ковровой бомбардировкой Грозного, десятками тысяч погибших и замученных людей не вызвал и близко тех стотысячных демонстраций протеста, на которые всего несколько лет назад выходили москвичи из-за тринадцати погибших в Вильнюсе. Напомню, в 1995 году демонстрантов оставалось человек двести-триста ("мы плакали дома" – сказала мне одна дама). Куда же делось российское общество искренне удивлялись некоторые журналисты и общественные деятели, которых это еще интересовало. А объяснение этих общественных перемен лежало на поверхности: Егор Гайдар с помощью наивного Сергея Ковалева уничтожил миллионную "ДемРоссию", руководство "Мемориала" предало русскую интеллигенцию и в 1992 году вычеркнуло из своего устава пункт о том, что это "общественно-политическая организация". "Гласность", созданную неподдающимися политзаключенными, после полного разгрома в советском 1988 году, так же разгромили сперва "демократическим" летом 1992 года, потом столь же "демократической" осенью 1993 года и я каждый раз восстанавливал ее с нуля, а другим — сотням разгромленных общественных организаций, независимым газетам, журналам восстановиться не удавалось. Ответ был на поверхности, но многие не хотели его знать.
Такое же искреннее удивление многих обуяло, когда казалось бы такая веселая, сегодня — почти свободная российская пресса (только чуть-чуть не хватает) вдруг начала становиться все более омерзительной и даже самые либеральные с вашей точки зрения люди и СМИ вдруг изменились — одни кардинально, другие — чуть менее существенно. А ведь на самом-то деле они не менялись, или уж во всяком случае никому и ничему не изменяли. Просто существенная часть российского общества не хотела знать, не хотела понимать последствий того, что самые либеральные передачи российского телевидения и других СМИ (программы "Взгляд" и все подобные) создавал Председатель Гостелерадио генерал-лейтенант КГБ Авдеев, что работали там юные и веселые сотрудники гэбэшного Иновещания, что для "Эха Москвы" зампредседатель КГБ Филип Бобков отдал свои глушилки западных радиостанций, что были на Соколе. Наконец, что на суде в Лондоне над НТВ выяснилось, что в структурах Гусинского (кроме его заместителя Бобкова) было 800 только штатных сотрудников КГБ. Некоторые несогласия внутри этой организации многие принимали за проявления свободы печати, но когда оставшимся сказали – "смирно", они вытянули руки по швам к всеобщему большому удивлению. Конечно, в такой гигантской стране, как России, и все организации гигантские и с отвращением должен сказать, что в КГБ служили все таки разные люди. И кроме того, я знал многих, кто менялся, уходя из КГБ. И средства массовой информации тоже со временем меняются. Но, тем не менее, все таки память о происхождении о прошлом очень помогает понимать настоящее. Если бы люди не закрывали глаза на многие простые объяснения, то не возникало бы и постоянных недоумений таких неприятных и удивительных различным строителям российской демократии, как сообщение о том, что Государственная Дума – "не место для дискуссий".
Скучно перечислять вопросы начинающиеся с "почему", которые российская интеллигенция не хотела себе задавать, боясь услышать ответ, но все же хоть сегодня пришла пора задать эти простые вопросы. Главный из которых — чем же объясняется современная катастрофа постигшая Россию и ее народ. Я даю на этот вопрос один ответ, другие могут давать иные, но понятно, что кончилось, наконец, то время, когда можно было только констатировать, что же вокруг нас произошло, и не спрашивать "почему?".
Мой ответ на этот вопрос заставлял меня все последние годы ожидать неминуемой катастрофы в России, хотя конкретные ее формы могли быть разными. Я писал об этом в общих чертах не один раз, ответ есть уже много лет в статьях на моем сайте, но повторю его для Конгресса еще раз.
Уже несколько лет назад завершился бесспорной неудчей, если не крахом, план Андропова, крайне скептически относившегося к коммунистической бюрократии, и наивно надеявшегося, что если ее заменить офицерами КГБ, страна станет более мобильной, дисциплинированной, честной. Все это Андропов и начал делать, что легко проследить, в нашей истории и что составляет естественное различие китайского и русского пути реформ. В Китае это делал партийный аппарат при поддержке армии, как это надеялся сделать Хрущев, причем гораздо серьезнее чем Дэн Сяо-пин, сохраняя стабильность коммунистического управления страной. В России инициатором перемен после свержения Хрущева стал КГБ и в его задачи входило вытеснить (с помощью манипулируемого общественного движения) коммунистический аппарат из всех сфер управления, что и происходило в форме инициированной наследником Андропова "перестройки". Подробности рассказывать нет нужды — сегодня важно лишь то, что Путин, когда власть КГБ стала открытой и безраздельной, вместе с экономистами, тоже из Андроповского гнезда, честно попытался осуществить либеральные экономические реформы, но с сохранением незыблемости власти в руках явного и скрытого руководства КГБ и "доверенных лиц" и выстроенной административной вертикали. Еще пять назад стало очевидно, что ни с экономической, ни с политической точки зрения этот гибрид "ежа и ужа" работать не может. Андроповский план потерпел сокрушительную неудачу и Путину надо было искать другую внешнюю форму власти, но основанная на таких исходных данных она не могла не быть катастрофой для страны, катастрофой, которой я и ждал. Это мой ответ на первый вопрос, который никто из докладчиков не захотел задавать.
Примерный ответ на второй вопрос – что же лежит в основе той катастрофы, которую всего лишь начала переживать сегодня Россия, на первый взгляд ближе к академическим докладам о гибридных и сетевых войнах и сходстве нашей страны с гитлеровской Германией, но все же другой. Сегодня в России вырощен режим, который мутируя может стать похож на гитлеровский или на сталинский. Но на это можно только надеяться. На самом деле ничего подобного тому, что выросло за тридцать лет в России не знала не только европейская, но, кажется, вообще человеческая цивилизация.
Впервые в мире безраздельная власть, ничем и никем не ограниченная, во всех сферах жизни в такой гигантской стране как Россия принадлежит спецслужбе, да еще такой кровавой, с такой сложной, больной и многообразной историей как Комитет государственной безопасности России (кажется, Федеральная служба уже вернула себе "историческое" название). Он может на время создать режим по гитлеровскому или сталинскому образцу, но они не соответствуют его подлинной сути, которая в конце концов бесспорно проявится и ее формы , с которыми еще не сталкивалось человечество, пока в деталях невозможно предсказать. И у Гитлера и у Сталина был партийный аппарат управления страной, армией и самими спецслужбами, была всегда сохраняемая их отдаленность, зависимость от посторонней для них, имеющей собственные интересы власти. Сегодня управляющие Россией спецслужбы, вынужденные отказаться от предложенной Андроповым модели, внешне довольно либерального авторитаризма, но с все растущей — по естественным причинам, как раковая опухоль — властью КГБ во всех сферах жизни, ищут свой органичный для них способ владычества в нашей стране. Страна управляемая спецслужбой, да еще такой, как наша, чудовищно опасна для всего человечества, поскольку все внешние ее интересы определяются не политиками, дипломатами или экономистами, а структурой с совсем другой психологией и образом действий, коллективным корпоративным инстинктом накопленным спецслужбами в России за почти сто лет. При этом используются не только собственный чудовищный кровавый и беспощадный опыт, но и все механизмы и богатства великой в прошлом страны. Кстати говоря, в нем есть и разработанный в КГБ от Судоплатова до "Вымпела", от Белоруссии в 1943 году и Никарагуа в 1980-е и до сих пор новый тип войны, описанный уважаемым академиком Рыжковым. Но сели бы только этими новациями вклад российских спецслужб в мировую историю, в настоящее и будущее человеческой цивилизации и ограничился. С этими войнами коалиция Соединеных Штатов и ЕЭС на Украине, в Сирии и Ираке, по-видимому, справится, но похоже, что их ждут новые проблемы и открытия в общественной жизни.
Таким образом я боюсь, Андрей Андреевич, что внешнее сходство Путина с Гитлером является лишь временным, так же как надежды некоторых наших знакомых, что сходство со сталинским временем тоже не так уж страшно для них — ведь очень хорошо жили некоторые при Сталине и они надеются, что будут такими же при Путине. На самом деле длительный проект Андропова завершился непонятой русским обществом неудачей, сейчас начинается новый — может быть взятая на прокат уже опробованная модель, но в ее основе будет лежать органическое развитие небывалой в мире структуры. Конечно, это будет не авторитаризм, который слишком слаб для такой структуры и не тоталитаризм, из-за отсутствия пока идеологии, а для того чтобы вырастить национальную, надо задавить татар, отказаться или вести бесконечную войну на Кавказе — на все это пока нет времени и сил. Скорее, в ближайшем будущем нас ждет средневекового типа деспотия, в которой будет царствовать страх и единственной целью жизни у большинства станет оказаться в числе охранников, а не охраняемых.
А поэтому на третий вопрос — что же нас ждет впереди у меня нет пока ясного ответа. Во всяком случае это будет нечто не похожее на то, что Россия или Германия или остальной мир уже видели.
И, наконец, что же делать. Не бояться взглянуть, наконец, на свое прошлое, попытаться учить внуков так, чтобы они не тыкали постоянно дедов и бабок в то, что они ничего не понимают и не хотят понимать. И надеяться на то, что наших внуков окажется достаточно, чтобы восточная деспотия не сохранилась в России вплоть до самой гибели нашей страны.
! Орфография и стилистика автора сохранены
