Господа присяжные заседатели нашего сетевого трибунала! Нынче мы разбираем кейс Оксимирона, обвиняемого в серьезных преступлениях. Оговорюсь, что я тут человек предвзятый, так как с обвиняемым познакомился еще тогда, когда тот не имел приставки "Окси". Тем не менее рискну пополнить собой списки "оправдывающих насильника".
Начну с того, что впервые мы с ним увиделись году этак в 2006. Мы гуляли по Оксфорду и, помимо прочего, обсуждали средневековую английскую поэму - "Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь". Не вдаваясь в подробности сюжета, там о проверке, устроенной Гавейну волшебницей Морганой. Суть ее заключалась в том, что рыцарь порою должен уметь держать х** в штанах. И тогда его шея может избежать топора. Увы, должен констатировать: тысячеликий герой квест провалил. И теперь за ним пришла коллективная Моргана с топором отмены. В общем, стоило тогда прислушаться к классику.
Но теперь про сам подкаст. В нем постоянно звучит слово "насилие", а мораль сформулирована примерно как "нельзя насиловать детей". Первая героиня, Вера Маркович, так не говорит (за нее говорит ведущая), однако заявляет, что своего первого секса с Мироном она не хотела, но не смогла сказать "нет", ибо "боялась его потерять". Другая героиня, Вика Кучак, говорит прямо — изнасиловал. Но говорила ли она "нет"? Не говорила. Признаки изнасилования по ее словам: секс был механический, без эмоционального контакта. А потом он повернулся и заснул. Обе в момент произошедшего не считали себя пострадавшими: Вера стала его девушкой и менеджером, Вика переспала с ним еще раз спустя годы. Ни Маркович, ни Кучак не говорят, что Мирон был их первым мужчиной (к возможному вопросу о степени осознанности).
Нетрудно заметить, что тут весьма расширенное определение "изнасилования". Но ведущая призывает на помощь эксперта, а та рассказывает, что "в мире" изнасилование трактуют как "отсутствие активного согласия". То есть, на каждое действие нужно получать звучное "да". Где именно так трактуют, помимо Калифорнии и Швеции — непонятно. Еще более непонятно, где так было в 2008 году (например, в Калифорнии изменили законы в 2014-ом). В общем, надо понимать: то, что в подкасте называют изнасилованием — не то, что есть в УК. А то, что ведущая и ее соратницы хотели бы там видеть. Не говоря уже о том, что по таким критериям насильников в мире огромное количество. В сухом остатке: у обвиняемого был секс с подростками достигшими возраста согласия, в ходе которого те никак не дали понять, что они против.
И наконец разошедшаяся переписка "папы окси" с Викой Михайловой. Изливать свои сексуальные фантазии малолетней — это растление, груминг. Или "развратные действия" (в российском УК). Однако в подкасте даже не звучит вопрос: знал ли он ее возраст, был ли возраст указан на странице? Зато упоминают, что Мирона привлекли ее обнаженные фото в открытом доступе. Мог ли он думать, что она 16+ раз выкладывает такие фото? В этом случае закон не нарушен. Стоит добавить, что в случае Маркович все-таки может быть нарушен закон британский - Abuse of position of trust т.к. Мирон был ее опекуном по учебе. Однако все это - не изнасилование. В остальном история выглядит так, что обвиняемый пользовался своими фанатками, выбирая тех, кому в силу возраста проще пудрить мозги. Однако, вместо принца, те получали нечто совсем иное. Поступать так - плохо. Но это не изнасилование. В подкасте понятия "аморального" и "незаконного" попросту смешаны в одну большую кучу.
Сейчас я вижу, что эта история получила резонанс у многих женщин. Каждая вторая может вспомнить, как в школьные годы к ней подъезжал некто с заходами типа "ты такая взрослая для своих лет". Вероятно, здесь и впрямь требуется изменение социальных норм. Но как? Сейчас решили показательно четвертовать одну знаменитость. И ради этого все средства хороши: к примеру, заклеймить "насильником". Как говорится, нормы меняют — щепки летят. Однако я не вижу в этом справедливости: вижу использование человека в качестве средства. Пускай даже человека, заслужившего моральное осуждение. Его-то он заслужил. Но получить клеймо насильника ради великой, благой цели — нет.
Отдельно хочется сказать о том расширенном определении изнасилования, которое стремятся зафорсить в подкасте. Красильникова говорит, что следует прислушиваться к тому, как жертвы насилия сами интерпретируют свой опыт. Несомненно, психотерапевтам следует поступать именно так. Но слова произнесенные на публике - это уже средство коммуникации, которое обращается к консенсусу, сложившемуся вокруг тех или иных терминов. В данном случае: обвинение в тяжком преступлении. Отсылки к прогрессивному мировому (на самом деле калифорнийскому) законодательству также подразумевают, что речь идет о желаемом изменении правовых, а не только этических норм.
И чего же они хотят? Примерно того, чтобы изнасилование можно было квалифицировать задним числом. Можно заняться сексом и не считать себя жертвой, но потом десять лет ходить на терапию, стать магистеркой гендерных наук - и внезапно понять, что это было изнасилование. А дальше должны крутиться шестеренки закона. Не новая этика, а новое право.
Но тут стоит задуматься: как вообще работает право? Право - это такая штука, которая попросту призвана отвращать людей от совершения некоторых поступков. В отличие от общественной морали, где возможны полутона и разные трактовки, право говорит твердо и четко: сделаешь Х - получишь по репе. Для этого право должно обладать некоторыми свойствами - например, быть прозрачным и понятным. Если вы отвращаете людей от совершения Х, то должны дать ясное определение этому Х. Показать, где именно расположены красные флажки и буйки. Насилие, которое можно определять задним числом спустя много лет, не удовлетворяет этим критериям. Это попросту непредсказуемая штука: может красные флажки у вас под ногами, а может где-то за горизонтом. Двигайтесь дальше на свой страх и риск!
В этом случае мы получаем дамоклов меч, который висит над каждым, кто хотя бы раз занимался сексом. В ответ могут быть разные рациональные стратегии поведения. Одни могут решить отказаться от секса вообще, на всякий случай. Здесь мы получим толпы озлобленных инцелов. А некоторые другие (их будет меньше, но они будут) решат, что раз уж все равно могут обвинить, то чего бы не насиловать с применением силы или угроз? Наказание-то все равно примерно одинаковое.
Справедливости ради, товарищки феминистки не стремятся полностью уравнять изнасилование при помощи силы с этим "отложенным изнасилованием" - слишком уж часто им пеняют, что они девальвируют "настоящих жертв", у которых синяки и кровоподтеки. В определении насилия (нормальном, а не с калифорнийских кампусов), помимо силы и угрозы, обычно есть еще слова про "беспомощное состояние". Под этим стандартно подразумевается терминальное опьянение или подмешанное снотворное. Вот именно это определение беспомощности они и хотят расширить. Здесь есть здравое зерно. Изнасилование действительно сложное в плане квалификации преступление. Далеко не всегда у жертв есть синяки, кровоподтеки и прочие объективные признаки. Отсюда высокая степень латентности (не сообщают, не расследуют).
Но решать трудности квалификации и вводить абсолютно резиновые определения формата "я осознала через 10 лет" - это все-таки разные вещи. Резиновые определения не ведут ни к чему хорошему, они просто уничтожают механизм права.
! Орфография и стилистика автора сохранены
