Солидарность
Офис Белорусского народного фронта — один из крошечных островков свободы в "лагере особого режима", которым многие из встреченных мною людей считают Беларусь. Над входом — запрещенный Лукашенко бело-красно-белый флаг республики. Именно там мне удалось найти диск некогда опальной группы N.R.M. Ее композиция "Подводная лодка", по сути, стала гимном молодежи. Только в Беларуси лодка не желтая, а бело-красно-белая.
Сразу после авральных арестов штаб БНФ превратился в один из пунктов сбора и распределения гуманитарной помощи всем без исключения политзэкам.
Уже в первые дни было собрано около 50 тысяч долларов. Сколько белорусов принесли свои кровные, не сосчитать.
Непосредственно на месте десятки волонтеров, в том числе дети, паковали передачи задержанным. Были сформированы точные списки осужденных. Многие из них получали передачи от совершенно незнакомых людей. Девушки с улыбаются, вспоминая: "Было что-то забавное в самой распаковке передачи от совершенно постороннего мужчины, и находить там прокладки и женские трусы". Но такие передачи были не просто спасительными в условиях холодных, заплесневелых камер изоляторов белорусского МВД. Их воспринимали как помощь друзей.
Этот уровень солидарности не может не восхищать. Несмотря на репрессии, несмотря на страх быть уволенным. Даже если человек побоялся выйти на саму площадь. Жена активиста оппозиционного движения "Европейская Беларусь" Александра Отрощенкова Дарья рассказала, как неожиданно к ней на улице подошла молодая девушка: "Я — ангел-хранитель вашего мужа". Оказалось, молодежь начала новую акцию солидарности. Для родных это тоже невероятно мощная поддержка. Ульяна, жена оппозиционера Владимира Кобеца, отпущенного под подписку о невыезде, рассказывает: "Чем я жила? Надеждой. Старшая дочь после каникул боялась идти в школу. Она же стала дочерью "врага народа". Но, оказалось, страх был напрасным".
В одном из своих выступлений на ТВ "венценосный" Лукашенко уверенно бросил, что за сидельцев изолятора КГБ не найдется и пары поручителей. Немедленно Белорусский народный фронт начал кампанию сбора подписей гарантов под требованием об изменении меры пресечения для всех обвиняемых и подозреваемых. За неделю было собрано не две, а две тысячи подписей.
Все те, с кем я беседовала, говорят отдельное спасибо белорусским правозащитникам и журналистам.
Журналисты получили новое профессиональное звание "дежурный по стране". Они проверяли, уточняли имена и обстоятельства задержаний. Даже если не было надежды опубликовать свое мнение в СМИ, где приходится работать. Кроме того, на площади журналисты защищали людей. "Пока они стояли рядом с нами, нас все-таки меньше били", — говорили мне многие.
По информации, собранной белорусскими правозащитниками, 17 журналистов, в том числе зарубежных, подверглись физическому воздействию. Результат — разбитая техника, порванные куртки, травмы головы и сломанные пальцы. Из числа обвиняемых шесть — Халип, Федута, Радина, Северинец, Бондаренко и Возняк — являются сотрудниками СМИ. В офисах редакций прошли обыски с конфискацией техники. Но белорусы не оставили журналистов в беде. Когда из офиса редакции газеты "Наша Нива" были изъяты 12 компьютеров, читатели немедленно прислали им 50 взамен.
На высоте оказались и белорусские правозащитники. Алесь Беляцкий, руководитель правозащитного центра "Наша весна", рассказал о том, как в его офисе проходил обыск, как правозащитники держали оборону, пока часть сотрудников не были эвакуированы через окна. Он отдельно подчеркнул, что все белорусские правозащитники приняли решение защищать тех, кто подвергается репрессиям. Организации помогают искать адвокатов, оказывают гуманитарную помощь заключенным и их семьям.
Суды
Первый суд по обжалованию решений судов первой инстанции прошел в Минске только 26 января. Сам процесс обжалования был невообразимо затруднен. Решение суда первой инстанции можно обжаловать только в пятидневный срок. Но осужденным не выдавали постановления суда на руки. Тем не менее многие пытались писать жалобы уже в камере. Им не давали бумагу. Когда требовать начинала вся камера, приносили карандаш и один лист на всех, предлагая написать общую жалобу. Которую впоследствии принимать отказывались. Индивидуальные жалобы тоже не рассматривались. По той причине, что были написаны карандашом. Те немногие, кто сумел написать (порой тайком в туалете) индивидуальную жалобу шариковой ручкой, тоже получили отказ, так как не могли лично оплатить госпошлину в 35 000 белорусских рублей (примерно 340 русских рублей).
Встреченные в офисе БНФ студенты Михаил и Ольга оказывают юридическую помощь тем, кто пытался обжаловать судебные решения. Они помогают составлять жалобы, уточняют списки ранее административно задержанных, ищут способы помочь отчисляемым студентам. Также Ольга составляет обращения в комитеты по пыткам и насильственным исчезновениям ООН. Это один из немногих механизмов международного правосудия, доступный для Беларуси, не являющейся членом Совета Европы, что исключает для нее юрисдикцию Европейского суда.
По словам большинства прошедших через административные суды, процессы шли от двух до двадцати минут. Приговоры варьировались от десяти до пятнадцати суток. Мне рассказали о судье Елене Некрасовой. Через нее прошли многие из более чем шестисот задержанных. Времени на выяснение деталей Некрасова не теряла. Спрашивала имя и то, согласен ли подсудимый с сутью предъявленных обвинений. Важно было только имя. Согласие не имело никакого значения. Некрасова всем давала пятнадцать суток.
Уже после отбытия административного срока многие были арестованы повторно. Во время содержания под стражей людей в большинстве случаев допрашивали сотрудники КГБ.
Студенты
Ольга Д. — студентка 5-го курса факультета международных отношений Белорусского университета. Она была задержана 24 декабря на рождественской акции солидарности с политзаключенными, когда несколько десятков людей собрались у стен изолятора временного содержания на улице Окрестина, зажгли свечи и стали колядовать. Ольга рассказывает, что допрос сотрудниками КГБ длился несколько часов, на нее оказывали жесткое психологическое давление. Допрос был связан с тем, что телефон Ольги был запеленгован в районе площади Независимости 19 декабря. Девушке угрожали уголовным преследованием и сроком до пятнадцати лет. "Они меня сломали. Назвала им фамилии двух ребят, с которыми пошла на площадь. Я впервые оказалась в такой ситуации. Протокола не было. Требовали, чтобы "не разглашала". Первое, что сделала Ольга после освобождения — "разгласила" угрозы и свой страх друзьям. Выяснилось, что условия ее содержания отличались от условий содержания большинства задержанных — десять суток девушка провела в темной камере-одиночке.
Миша З. — также студент. В будущем программист-эколог. Уже сейчас думает о том, что не будет работать по специальности. Миша называет превалирующим настроением своего поколения апатию: "Живешь, не строя планов. Прошла инаугурация. Значит, еще пять лет рабства". А поэтому "делай что должен, и будь что будет". Рассказывая о своей нынешней деятельности, Миша отмечает: "Так мне неожиданно приходится становиться правозащитником. У меня до сих пор странное ощущение от того, что в течение месяца к тебе все чаще и чаще обращаются как к правозащитнику. Это ведь не профессия и не звание. Это не может быть самоназванием. Это — призвание. Причем не ты, а тебя так должны назвать другие". По словам Миши, ему приятно это слышать от окружающих.
С Артемом Кузьминым, Марией Павловской и Ириной Агеевой мы встретились в офисе БНФ. Все трое были активистами избирательного штаба кандидата в президенты Владимира Некляева.
Артем учился в техническом университете. Окончив третий курс, ушел в академотпуск, так как родители не потянули оплату его образования. За полгода заработал денег, но теперь, после событий 19 декабря, не может восстановиться даже на внебюджетное отделение. Декан говорит, что не против, но ссылается на распоряжение ректора. Артем уже не верит в то, что сможет продолжить обучение в любом другом белорусском вузе. Кроме того, его замучили звонками сотрудники МВД и контрразведки КГБ. Требуют явиться на беседы. Учитывая, что иным из "отказников" от беседы без повестки уже предъявлены обвинения в участии в массовых беспорядках, а сами они уже доставлены в изолятор КГБ, выбор у Артема невелик.
Маша и Ира 19 декабря были задержаны одними из первых. Обе — студентки филфака БГУ. Девушки были в той самой колонне Владимира Некляева, которую блокировал спецназ недалеко от его штаба. Маша только выходила из офиса, когда получила удар дубинкой по ногам. Крошечную Иру опрокинули под ноги толпы уже на ступеньках подземного перехода. Минут десять по ней топтались ботинки ОМОНа. Девушку буквально спас незнакомый парень, который выдернул ее и прикрыл ее голову своими руками. Ира видела, как по лицу спасителя течет кровь. В автозаке, по словам Иры, был еще один парень с разбитой головой. Он постоянно терял сознание.
Автозак подъехал к изолятору на улице Окрестина около 22:30, но никого не выпускали. Задержанные без еды и воды сидели в машине до 1:00. Потом их стали выводить. Это тоже оказалось формой пытки. Всех пинали, толкали. Из-за поврежденной руки Ира она не могла выполнить приказ выходить из автозака с заложенными за голову руками. За это она получила новую порцию затрещин. В коридоре всех выстроили вдоль стены. Если из кабинета показывался какой-нибудь начальник, заставляли разворачиваться лицом к стене. Допросы продолжались до самого утра. Потом — суд и сутки заключения.
Подруги отбывали их в изоляторе на улице Франциска Скорины. В камере — тринадцать девушек. Из них одна — подсадная. Вместо кроватей — помост, на котором помещается пять матрасов. Там спали десять девчонок, лежа на боку. Остальные — на полу, рядом с дыркой нужника. Заржавленный кран, откуда нужно брать воду для умывания, располагался непосредственно над отхожим местом. Отдельной пыткой было постоянное подсматривание надзирателей в глазок: нужник ничем не был отгорожен и это было развлечением для охраны.
Большинство сразу же объявили голодовку. Предлагаемую еду все равно нельзя было есть. Кроме того, одна из девчонок обнаружила в похлебке железяку. Посуду также не мыли. Просто наваливали еду в те же жирные тарелки. Заявления о голодовке администрация принимать отказывалась. На выходе всех ждал счет за содержание "в гостинице повышенной комфортности стоимостью 70 долларов в месяц".
На седьмые сутки осужденных стали забирать на допросы сотрудники КГБ. На вопросы о статусе, в котором они допрашиваются, получали однотипный ответ: "Вы все равно здесь не можете отказаться". Иру допрашивали двое из ГБ. Сели по обе стороны от девушки, крепко прижавшись к ней: "А ты симпатичная..."
Так, зажатая, она и писала объяснительные. Три раза заставили переписывать. Сначала сотрудникам КГБ не понравилось слово "Конституция". Потом они решили, что между строк Ира зашифровала отсутствие раскаяния. Третья объяснительная была порвана из-за наличия в ней фразы о гражданской позиции.
Обеим девушкам в университете сразу влепили строгий выговор. Это уже может быть основанием для исключения, но администрация выполняет распоряжение маскировать исключения студентов. Поэтому в деканате им заявили: "Если хотите остаться в политике, то лучше будет, если вы сразу заберете документы".
Не оставили подруг в покое и сотрудники КГБ. К Маше, которая живет в общежитии, 12 января приходил "добрый следователь". Разговор с ним Маша сразу выложила в своем ЖЖ. Предлагал сотрудничать: "Совершенно необязательно говорить нам плохо о твоих друзьях. Нам нужна информация в ее полноте". Интерес к ней объяснял своей осведомленностью о том, что Маша легко может войти в любую тусовку. Конечно, предлагал ежемесячную зарплату. Маша сказала, что ей хочется курить, и ушла.
19 января Машу вызвали к одному из педагогов, а та отвела ее к следователю КГБ. Снова беседа. Снова Маша ушла. И в тот же день участвовала в акции солидарности с политзаключенными у здания КГБ, где была задержана.
Последний экзамен зимней сессии Маше удалось сдать чудом. Она договорилась с преподавателем о том, что тот примет экзамен на несколько часов раньше. Уже с оценкой в зачетке Маша встретила замдекана, который ей объявил, что она не допущена к экзамену "за нарушение учебной дисциплины".
Еще один портрет белорусского оппозиционера. Анастасия Книга, высокая красивая девушка восемнадцати лет. Училась на биофаке университета. Первый курс.
Объяснила свое присутствие на площади тем, что это ее гражданский долг. Пришла "сама по себе". Рассказала, что сопоставлять телевизионные новости и реальность начала с четырнадцати лет. Заметила много нестыковок. О том, что идет на площадь, родителям не сказала: "Зачем тревожить?.."
Настю задержали в непосредственной близости от памятника Ленину. "Когда ОМОН начал бить людей, многие побежали, чтобы спастись от их дубинок. А я решила остаться... Я не хотела убегать. Почему? Я лично стекла не била. Насилие порицаю".
Настя вытаскивает из сумочки мужскую перчатку: "Это все, что осталось от моего спасителя". По ее словам, ребята не оказывали сопротивления, но прикрывали собой девчонок.
Так наивная Настя попала в изолятор на Окрестина. "Я не боялась, но думала, что максимум, что с нами сделают, — поругают". На допросе держалась как стойкий оловянный солдатик. Я не хотела называть свое имя, потому что боялась за родителей. Мама — учительница. К тому же беременна. Папа — в бизнесе. Будут проблемы". Милиционер по кличке Алкоголик начал орать на Настю еще в коридоре: "Я тебя сгною, сука".
Более "разумные" коллеги увели Настю в кабинет, подальше от глаз свидетелей. Посадили на привинченный к полу железный стул. Шесть омоновцев. Уговаривали недолго. Настя несколько раз сказала, что отказывается говорить, потому что не хочет, чтобы у родных были проблемы. Один из омоновцев намотал на руки Настин шарф и стал ее душить. Второй схватил за волосы и стал бить головой о стену. Били и по лицу, но наотмашь, чтобы не было синяков. Все с матом: "Останешься одна в Окрестино. Заведем тебя в туалет, поимеем по очереди, а потом написаем на твою юную головку".
Это — двое злых... Один из шестерки был "подобрее": "Ты же не замужем... Может, сделаем так, что никакого протокола не будет... Всего-то ерунда — наедине поговорим".
От расправы Настю спасла одна из задержанных. Услышав странные звуки из-за двери, она ворвалась в кабинет, где мучили Настю. Мы нашли Светлану. Оказалось, что в тот момент у нее был при себе диктофон, который она включила на запись. Конечно, его сломали, но Светлана смогла восстановить аудиофайл. На записи четко слышен Настин голос: "Что вы делаете?.. Вы же защитники порядка..." И в ответ — гомерический хохот: "Мы — бандиты". Настя: "Зачем вы меня били?" Бандиты в ответ: "Мы били? Кого? Разве? Это мираж. Видимо, по голове нечаянно попали, когда разгоняли... Временное помутнение рассудка..."
В десять утра Настю доставили в суд Фрунзенского района Минска. Хватило десяти минут, чтобы закрыть ее на десять суток. Несмотря на то, что Алкоголик, вызвавшийся конвоировать девушку в суд, предупредил: "Не думай выпендриваться", Настя все-таки заявила суду о том, как ее били. Но это не имело значения.
Насте было плохо. Порой теряла сознание. Хотя она пыталась приободрять других, решение судьи о десяти сутках было для нее шоком: "Как будто бы меня сбил поезд. Ведь мы же ничего не сделали".
Настя больше всего боялась, что ее снова отвезут на Окрестина. Она была в ужасе от одной мысли, что ей придется снова встретиться с ее мучителями: "Эти люди не знают тормозов. А они ведь росли рядом с моими родителями". Настя с облегчением вздохнула, когда ее доставили в изолятор на улице Скорины. Уже вечером 20 декабря вся камера Насти объявила голодовку. Однако при освобождении ей, как и остальным, вручили требование об уплате 63 000 белорусских рублей "за питание".
На вопрос, не жалеет ли она о решении выйти на площадь, Настя отвечает, что это полезный опыт. Нашла много друзей. Многому научилась. Спрашиваю, чему. В ответ: "После тюрьмы закурила. Ушла из дома, хотя я не обижаюсь на семью. Меня не понимают. Нашла работу в детском саду. И именно в тюрьме поняла, что выжить можно, обходясь малым".
Продолжение: Россияне в Беларуси стали жертвами разборок Москвы и Минска
Вы можете оставить свои комментарии здесь
